Романова А. - Социальные, культурные и семейные корни психофобии

«Страх перед возможностью ошибки не должен отвращать нас от поисков истины»

Гельвеций К.

«В страхе больше зла, чем в самом предмете, которого боятся»

Цицерон

Тема моей дипломной работы связана с темой страха.

Тема страха, тревожности всегда занимала достойное место в моей жизни.   В моей личной истории были и белые (связанные с радостными переживаниями), и черные полосы (связанные с чувствами тревоги и страха, ограничением себя).

Белые полосы были связаны с родительской семьей, с детством, наполненным запахом печенья, испеченных моей мамой и ароматом шоколадных конфет, которые она приносила после ее длинного рабочего дня; с прогулками с отцом, с катанием на коньках у нас во дворе, с поездками в деревню к бабушке (маминой маме). Далее – с юностью, с замужеством, с выстраиванием супружеских отношений, с рождением дочери …

Черные полосы в моей жизни были связаны с ощущением страха и тревоги в детстве, когда мама на меня обижалась и долго не разговаривала со мной, закрывшись на кухне, когда требовала от меня полного послушания, а я почему-то ей сопротивлялась и делала все наперекор, опять с чувством страха и боли в травматических ситуациях, которых было много в моем детстве (помню, когда мальчишки мне попали камнем в висок,  рогаткой стрельнули и попали мне прямо в глаз)… Страх перед «неадекватным мальчишкой» в моей школе, «хулиганом», от которого неизвестно чего можно было ожидать… Ощущение клея у меня на волосах, когда он спускаясь с лестницы, вылил его мне на голову … И сейчас я задумываюсь, а почему же я никому из родителей об этих историях не рассказывала, не шла к ним за защитой? А окуналась раз за разом в ситуации страха.

И вот я выросла. Выбрала профессию психолога. Выбор мой, наверное, был связан с надеждой найти пути помощи себе, а далее – понимание других, узнавание возможностей  помощи себе и другим, особенно детям. Я стала детским психологом.

В процессе профессионального становления я поняла, что индивидуальных  занятий с ребенком не достаточно. Ребенок возвращается в семью и симптом возвращается. Не могу забыть случай работы с ребенком (девочка 5 лет) с симптомом энурез. Когда у девочки энурез ушел, у ее брата (7 лет) начался энкопрез. И ко мне пришла ясность: семья каким-то образом влияет на появление симптоматики. И получается замкнутый круг. Но что делать с семьей? Как с ними работать, кроме обычных индивидуальных консультаций?

Поворот в сторону семьи начался у меня с того, что я случайно (но в нашей жизни нет ничего случайного!) попала в немецкую образовательную программу по семейным расстановкам на базе Института интегративной семейной терапии. Я помню эти неописуемые ощущения, когда я приходила вечером с очередного учебного семинара совершенно обновленная, душа моя как будто «очищалась» .

Приходило новое понимание важности семейных отношений, семьи… Но не хватало базовых знаний по семейной терапии. И вот я стала студенткой ИИСТ. Это было то, к чему я шла все эти годы. Мне стали понятны многие мои «слепые пятна» в моей родительской семье и в моей личной истории… Ощущения ресурса и расширение восприятия действительности. Мелочи отошли на задний план. Я очень благодарна ведущим немецкой образовательной программы, которые перевернули мое мировосприятие в отношении терапии, внесли порядок и структурированность. Я с замиранием сердца смотрела на работу немецких терапевтов. Они сыграли важную роль в становлении меня как семейного терапевта. С них началось мое становление в этой области. И, конечно же, я очень благодарна преподавателям ИИСТ, которые также сыграли важную роль в моем профессиональном развитии, наполнили меня сокровенным содержанием в области семейной терапии, помогли почувствовать себя семейным терапевтом.

Еще я благодарна супервизорам, которые давали мне обратную связь на открытых супервизорских работах. Особенно полезна была 4-ая супервизия, на которой неожиданно для меня и вышла тема моих страхов, заявленная как тема моей дипломной работы. Психофобия. Что это?

Как я отношусь к клиентам с психиатрическими диагнозами …

Стараюсь их избегать? Не думала, что это так. Думала, что спокойно к этому отношусь. Но оказалось, что факт избегания присутствует. Что же такое страх и что такое психофобия?

Страх является неизбежной принадлежностью нашей жизни. Постоянно изменяясь, он сопровождает нас от рождения до смерти. История человечества от прошлого до настоящего состоит из попыток преодолеть, уменьшить, пересилить или обуздать страх. Магия, религия и наука прилагают усилия для этого.

Хотя страх неотступно пронизывает нашу жизнь, это не обязательно означает, что мы продолжительное время осознаем его. Он может возникать в сознании лишь на мгновение, концентрируясь на внутренних или внешних переживаниях. Мы имеем склонность с помощью различной развивающейся техники смягчать, преодолевать, успокаивать, обманывать и отрицать страх. Однако, как смерть не прекращает свое существование, несмотря на то, что мы о ней не думаем, так не исчезает и страх. Страх существует независимо от культуры и уровня развития народа или его отдельных представителей; единственное, что изменяется, – это объекты страха, ибо, как только мы полагаем, что победили или преодолели страх, появляется другой вид страха, а также другие средства и мероприятия, направленные на его преодоление.

Каждый человек имеет собственную индивидуальную форму страха, которая так же относится к образу жизни человека, как присущая только ему форма любви и его собственная, индивидуальная неизбежность смерти. Страх индивидуален и отражает личностные особенности каждого человека, он имеет место при всех общественных устройствах. Наш личный страх связан с нашими индивидуальными условиями жизни, нашей предрасположенностью и нашим окружением, он имеет свою историю развития и начинается, практически, с момента начала нашего развития (т. е. рождается вместе с нами). Если рассматривать страх «без страха», то создается впечатление, что он имеет двойственный аспект: с одной стороны, страх активизирует нас, а с другой – парализует. Страх всегда есть сигнал  и предупреждение об опасносности.

Все мы чего-то боимся: потерять близких, работу, здоровье, да мало ли чего еще. Страх - это то чувство, которое помогает нам выживать, избегая опасных для жизни ситуаций. Но что делать, если страх становится навязчивым, занимает доминирующее место в жизни человека, превращаясь в фобию?

В наше время врачи насчитывают более 500 различных фобий. Никто определенно не знает, какова причина фобии. Одни специалисты считают, что природа явления психологическая, другие -- что биологическая. Но все больше и больше доказательств в пользу того, что это сочетание того и другого. Известно, что фобия имеет тенденцию передаваться по наследству. Если у одного из ваших родителей была фобия, у вас может быть предрасположенность к ней, но не обязательно к той же самой.

Фобия (от др.-греч. цьвпт, fobos -- «страх») -- иррациональный неконтролируемый страх, устойчивые проявления различных страхов.

Психофобия (англ. Psychophobia) — социокультурное клише, связанное с боязнью, нетерпимостью и другими негативными чувствами относительно душевных заболеваний и душевнобольных

В своем эссе «О собеседнике» Осип Мандельштам писал так: «Скажите, что в безумце производит на вас наиболее грозное впечатление безумия? Расширенные зрачки – потому что они невидящие, ни на что, в частности не устремленные, пустые. Безумные речи – потому что, обращаясь к вам, безумный не считается с вами, с вашим существованием, как бы не желает его признавать, абсолютно не интересуется вами. Мы боимся в сумасшедшем главным образом того жуткого абсолютного безразличия, которое он выказывает нам. Нет ничего более страшного для нас, чем другой человек, которому нет до нас никакого дела».

Интерес к безумию, «любовь» к нему – есть оборотная сторона страха перед ним. Если, с одной стороны, этот страх выражается в стремлении изолировать душевнобольного, то с другой, он проявляется в разных формах внимания к нему.

На отношение к безумию распространяется известная закономерность: когда мы не можем изменить что-то нас пугающее, мы делаем это привлекательным для себя.

Душевные болезни слишком глубоко встроены в разные формы жизни и, как следствие этого, давно стали предметом разных культурных практик – сакральных, религиозных, художественных. Иначе говоря, тема безумия вросла в различные сферы культуры и там приобрела совершенно особый характер, отличный от того феномена, которым занимаются психиатры. Именно здесь, в культурном контексте, душевная болезнь обрела свои «позитивные» свойства, о которых говорилось выше. Итак, существует два типа безумия, первый – являющийся предметом научных и терапевтических практик и второй – феномен сферы культурных практик.

Романтическое представление о безумии конфликтует с представлением о психиатрической реальности. Испокон веков изоляция – главный элемент этой реальности, главная составная часть политики общества по отношению к душевнобольным. Изоляция – основной «пугающий элемент» этой политики.

Александр Лоуэн пишет (часть 4, «Страсть и страх»), что страх перед психическим заболеванием — это нечто гораздо большее, чем просто боязнь совершить какой-то отвратительный или предосудительный поступок. Сюда примешивается еще и страх потерять свое Я.
Утрата идентичности является одним из симптомов душевной болезни. Все мы знаем, что душевнобольной может полагать себя Христом, Наполеоном или еще какой-нибудь знаменитостью. Однако потеря идентичности вовсе не обязательно должна заходить настолько далеко. Когда у человека случается настоящий нервный срыв, он путается насчет того, кто он такой, где находится или чем занимается. Вместе с тем трудно считать кого-то психически больным, если он осознает свою идентичность и ориентируется в реалиях времени и пространства. Утрата границ собственной личности сопряжена с потерей чувства реальности и в конечном итоге с утратой осознания своего подлинного Я. Подобное переживание само по себе чрезвычайно пугает. Человек оказывается дезориентированным. В этом последнем состоянии он не осознает собственного тела.  Диссоциация или отделение разума от тела, представляющее собой то самое расщепление личности, которое свойственно шизофрении, отсекает всякое восприятие чувств. Страх перед душевной болезнью привязан как раз к указанному процессу диссоциации, а не к уже свершившемуся диссоциированному состоянию — точно так же, как страх смерти на самом деле представляет собой страх перед умиранием. В состоянии смерти страх, понятное дело, отсутствует. Если же возвратиться к сфере наших интересов, то здесь страх внушает процесс потери контроля со стороны эго, а не его результат.

Тем не менее именно этого-то процесса мы как раз и жаждем в глубочайших недрах своего естества, поскольку в утрате контроля со стороны эго скрывается основная предпосылка возможности испытать радость. Многие религиозные ритуалы включают в свой состав такие обычаи и действия, которые порождают у индивида состояние непреодолимого возбуждения, заставляющего его переступать границы своего Я.

Человек не может располагать сознательным контролем над своим поведением, если он боится потерять самоконтроль. Это может выглядеть внутренне противоречивым, но на самом деле никакого парадокса тут нет. Страх оказывает на тело парализующее воздействие, подрывая его способность к спонтанным действиям и делая их неловкими и неуклюжими. Конфликт между двумя диаметрально противоположными побуждениями — отступить и действовать — нарушает сознательный контроль и тем самым поддерживает в человеке страх.

Для полного осознания страха перед душевным заболеванием, который присутствует у столь большого количества людей,  нужно до конца понимать, какую роль играет наша культура в доведении людей до состояния безумия. Мы все живем в условиях гиперактивной культуры, которая перевозбуждает нас и несет в себе избыточные раздражители каждому, кто подвергается ее воздействию. Нам все-таки удается выжить, не становясь при этом безумными в буквальном, медицинском смысле этого слова, но для достижения такого результата приходится умерщвлять в себе все пять чувств, чтобы не слышать шума, не видеть вокруг себя грязи и не воспринимать всеобщего и непрекращающегося суетливого движения. Однако сходная гиперактивность входит на сегодняшний день и в наши дома, напичканные телевизорами и всяческими приспособлениями и оборудованием. В этой культуре человек лишен возможности замедлить темп жизни или побыть в покое и тишине. Указанная гиперактивность подпитывается той же фрустрацией, которая движет действиями гиперактивного ребенка, а именно отсутствием привычки и способности к длительному пребыванию в контакте с глубинной, упрятанной внутри сердцевиной собственного естества, со своей душой или духовностью. Наша культура направляется извне в том смысле, что все мы пытаемся отыскать смысл жизни в сенсорных ощущениях, а не в чувствах, в действиях, а не в бытии, во владении вещами, а не самими собой. Все это — чистое безумие, и оно делает нас безумными, поскольку отсекает от собственных корней, таящихся в природе, от почвы и земли, на которой мы стоим, от реальной действительности.                             

  В обществе существует такое явление, как стигма.

Вирус гриппа есть у каждого человека на нашей планете. Вирус герпеса есть более чем у 90% населения всего мира. Однако никто не говорит о них "больные" или "изгои". Почему же так говорят о психически больных  людях? Дело в том, что в обществе существует такое явление, как стигма.

Стигма – культуральное понятие.

Стигма – это ярлык, имеющий негативный оттенок. Социальное клеймо. Предрассудок – это та же стигма, не несущая отрицательной нагрузки. "Все женщины хорошие матери" – это предрассудок. "Все бабы дуры" – это стигма.

Стигма – негативное отношение к психически больным людям в обществе.

Психофобии – стремление отодвинуть от себя как можно дальше все, имеющее отношение к психическим заболеваниям, отчасти же – расплата за десятилетия существования карательной психиатрии, когда больницы использовались не только для лечения, но и для изоляции и даже наказания.

Люди в обществе считают, что болеть психиатрическими болезнями нехорошо, это неприлично. В Европе в средние века были гонения на «ведьм», их сжигали на кострах….В России не было таких гонений. В России было более гуманное отношение к таким людям.

 Но страх перед  людьми с психиатрией присутствовал всегда.

Конечно, учитывая советское прошлое психиатрии, можно понять страх и недоверие со стороны общества. Да, в советские времена наши знания и умения государство использовало для решения своих проблем. Диссидентам направо и налево ставили диагнозы и помещали в «психушку» для «лечения» от антисоветчины. Той страны уже нет. А страх и недоверие — остались. Причём страх остался и по отношению к психиатрическим пациентам.

Перечитывая историю психиатрии, видишь, как люди боялись тех, кто был не такими, как они. И на кострах жгли, и в цепи заковывали, и изгоняли из городов. Что только не делали, чтоб «защитить» себя.

В старые времена  народ был безграмотен, в умах людей — различные суеверия, наука, да и медицина были в зародышевом состоянии. Например, в Древней Греции считали, что все странности с людьми происходили из-за вмешательства божества. Такие воззрения были вплоть до VI века н.э., когда начался более или менее реалистический подход к происхождению заболеваний.

Особенно в древние времена народ боялся так называемой падучей болезни — вторым названием было «божественная болезнь».  Молниеносное начало припадка, крик, потемневшее лицо, кровавая пена и судороги — все это как нельзя более подходило для сверхъестественного объяснения: грозное божество невидимым ударом бросает человека на землю.  Речь идёт об эпилепсии. Сейчас нам это объяснение кажется как минимум странным.

Вот именно от элементарного незнания и возникали страхи у людей.

Стоит отдельно вспомнить, как пытались лечить «сумасшедших, проклятых, блаженных». Одним из методов было выдалбливание отверстия в затылке, чтоб злые духи и бесы покинули больного… Думаю, нетрудно догадаться, что такое изуверское «лечение» не могло излечить либо как-то облегчить состояние больных. Как правило, их просто изгоняли — они бродяжничали, жили в нищете, никто ими не занимался и тем более не лечил. В те давние времена даже многие корифеи медицины скорее верили в демонов, нежели в научную теорию происхождения психических заболеваний. Первые же больницы для душевнобольных, если их, конечно, можно так назвать, появились около семи веков назад.

  Т.об,  культурные  корни психофобии лежат именно  в этой области.

Социальные корни психофобии также лежат в негативном отношении к людям с психиатрией. Страшно сойти с ума, т.к. я не смогу работать, иметь семью, жить полноценной жизнью.

Стигма делит общество на две части: "они" и "мы". "Мы, мужики, водим машины по-всякому, а они, бабы, вообще водить не умеют". Гетеросексуал может преподавать в школе, даже если он употребляет алкоголь или бьет свою жену, а гомосексуал – нет, так как "всех развратит". То же самое происходит и в отношении

людей с психиатрическими диагнозами. Им на работу устроиться очень и очень трудно, практически не возможно.

Стереотипы восприятия “безумия”, вероятно, вырабатываются в детстве и постепенно закрепляются, зачастую неумышленно, в процессе обычных социальных взаимодействий. Часто психическое заболевание воспринимается как что-то пугающее, постыдное, нереальное, надуманное и неизлечимое; психически больные характеризуются как опасные, непредсказуемые, ненадежные, нестабильные, ленивые, слабые, никчемные и/или беспомощные.  Психические расстройства часто приписывают когнитивной или нравственной несостоятельности и/или наследственным факторам, для которых не существует адекватного лечения.

По-видимому, страх является глубоко укоренившейся реакцией, но он еще и регулярно подкрепляется избирательными и мелодраматическими сообщениями в средствах массовой информации практически обо всех случаях насилия, в которых участвуют психически больные. Средства массовой информации играют ведущую роль в создании стереотипов.  “Избиение врачей” становится все более и более популярной игрой в средствах массовой информации, а психиатры и психически больные действительно выслушивают больше критики в свой адрес, чем представители других профессий.

Есть мнение, что все психически больные люди опасны. Дескать, он может убить, потом получить справку и оказаться вне ответственности. Ничего подобного! Подавляющее большинство самых жестоких преступлений совершается психически нормальными людьми. Психически нездоровые люди совершают минимальное количество преступлений.

Психически больные неполноценны – так считает большинство людей. Но современные знания, полученные в результате серьезнейших исследований, доклады ведущих специалистов показывают: все гениальнейшие открытия и достижения в истории человечества шли параллельно с шизофренией. Шизофреническая наследственность способствует гениальности. А самые выдающиеся произведения искусства создавались на фоне депрессии и маниакально-депрессивных расстройств их авторов.

Есть масса предрассудков относительно возможностей современной психиатрии. Главный из них – психиатрия бессильна. Если человек заболел, то его можно списать со счетов: ни создать семью, ни работать он не в силах, и медики ничего сделать не могут. Возникает ощущение безысходности.  

 На дворе XXI век, а отношение у людей к психиатрическим пациентам сохранилось то же, что и в старые времена. Нет, конечно, сейчас их не жгут, не вешают и в наручниках не держат… Но  происходит так, что даже самые близкие люди отказываются от своих больных родственников: дети — от матерей, братья и сёстры — друг от друга, муж — от жены. Просто бросают на произвол судьбы. А ведь всегда на Руси родственные связи чтились и почитались, даже в советские времена семья считалась ячейкой общества. Даже самых больных всегда держали при себе, ухаживали за ними и не бросали на произвол судьбы. Сейчас же порой рвутся, просто разрываются все родственные связи….  И семейные корни психофобии – наличие  в семье, в роду  психически больных членов семьи. И тогда возникает страх, что и я могу стать таким, как они. Могу повторить его тяжелую, страшную судьбу.  И тогда лучше такого «больного» человека вычеркнуть из рода, чтобы о нем не думать, забыть.  Но … страх психофобии все равно остается.

А. Я. Варга использует понятие «психофобия», когда выступает с докладом   «Типичные предрассудки Российских семейных психотерапевтов»  на конференции по семейной психотерапии. Она указывает    о профессиональных ошибках, типичных для семейных терапевтов.  Пишет, как важно терапевту не терять нейтральность в работе с семьей, что от этого зависит эффективность работы. Приводит четыре момента потери нейтральности (четыре подводных камня), которые на самом деле, представляют собой особенности той культуры, в которой мы живем:
Первый момент – это детоцентризм. Т.е. это  пристрастное отношение психотерапевта к ребенку в клиентской семье.
Второй  момент -- это гомофобия. У нас считается, что есть нормальная половая ориентация и ненормальная половая ориентация ( всякие гомосексуальные установки)

 третий -- это психофобия, которая очень распространена среди психологов и  психиатров, потому что  придается некое специальное значение психическим заболеваниям – не так к ним относятся, как к соматическим заболеваниям, к таким «элегантным», как, скажем, сердечно-сосудистые болезни.