Мишурова Е. - "Донкихотство" в семейной терапии

Ярославль 2011.

Но было в этом донкихотстве диком
Не самолюбье пошлое одно:
Кто слезы лить способен о великом,
Чье сердце жаждой истины полно,
В ком фанатизм способен на смиренье —
На том печать избранья и служенья.

Аполлон Григорьев

 

Дон Кихот - Как бы ты поступила на моем месте? Однажды я видел, как стражники ведут закованных в цепи преступников. Я пожалел этих людей, потому что они очень сильно страдали. Стражник объяснил мне: это убийцы, насильники и они заслуживают самого тяжкого наказания. Когда я спросил, в чем их вина, эти несчастные ответили, что страдают безвинно, что их оклеветали. Разве можно держать в цепях невинных людей? И я их освободил. Вместо благодарности за освобождение они забросали меня камнями.

Елена - Но разве достаточно слов заключенных для их освобождения? Разве не требуется проверить, насколько правдивы их слова? Что же было дальше с освобожденными тобой людьми? Может быть, среди них были те, кто совершил незначительный поступок, и теперь они понесут двойное наказание? Получается твоя доброта во зло?

 

Дон Кихот - Знатная дама клялась мне в любви, но дамой моего сердца навечно останется прекрасная Дульсинея Тобосская. Знатная дама не вынесла разочарования и скончалась от неразделенной любви ко мне. Скорби моей не было предела, но это не разрушила хранимую мной верность даме моего сердца.

Елена - Ты попал в сложное положение. В любви такие случаи нередки.

Дон-Кихот - Когда сердце мое разрывалось от горя, я вдруг услышал смех. Оказывается, все было подстроено для того, чтобы выставить меня посмешищем.

Елена - Здесь ты столкнулся с людьми, которые могут смеяться над высокими и благородными чувствами, они достойны самого сурового осуждения. Низкие души смеются над высоким. Такие люди встречаются и нередко, надо уметь их распознать вовремя. Не кажется ли тебе, что в этом источник многих твоих бед? Очень важно уметь разбираться в людях.

 

Дон Кихот - Дама моего сердца Дульсинея Тобосская. Для всех она простая крестьянка, ходит босиком и ухаживает за домашней птицей. А я утверждаю,то это знатная дама, но она зачарована. Все смеются надо мной и считают меня выжившим из ума, поскольку чудес в 1605 году на свете быть не может.

Елена - Прекрасная дама живет в любой женщине, только нужно уметь ее увидеть. Такое чудо возможно во все времена. Это волшебное превращение имеет вполне земные источники: это семья, любовь, близкие. Они делают прекрасными своих любимых.

 

 

Выражение «Донкихотство» восходит к имени героя романа испанского писателя Сервантеса "Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанческий" (1605-1615). Дон Кихот - мечтатель, создавший себе фантастический, нежизненный мир, растрачивающий свои силы на борьбу с воображаемыми, им самим придуманными препятствиями.

 

Слово "донкихотство" часто употребляется в значении "бессмысленная борьба с придуманными врагами", "деятельность благородная, но обреченная на неудачу", "геройский поступок, основанный на неверных предпосылках", «увлеченность идеалами, неосуществимыми в жизни».         Образ Дон Кихота оказался удивительно многогранным. Под донкихотством понималось и глупое сумасбродство, и опасное для общества стремление повернуть историю вспять, и героический энтузиазм одиночки, и высокие порывы духа, способные спасти людей, погрязших в прагматизме и попытки вернуть вчерашний день.

 

 Особенности образа Дон Кихота находили воплощение в героях романов русских писателей, которые осуждались  и осмеивались  в одних случаях и  превозносились  в других. Можно говорить о литературных и реальных воплощениях донкихотства. Как во многих литературных героях, например, таких писателей, как Достоевский, Леонид Андреев, Платонов воплощаются черты Дон-Кихота, так и в реальных людях живут эти черты. Сервантесовский образ поворачивается в людях разными гранями, различные черты его облика, особенности его мироощущения и отношения к людям напоминают о себе в облике, словах, поступках и судьбах людей.

 

Главный водораздел в интерпретациях донкихотства проходит по линии положительный или отрицательный герой, образец для подражания или объект для насмешек. До 19 века в Дон-Кихоте видели преимущественно комическое лицо.

И самим Сервантесом изначально роман  задумывался как пародия на рыцарский роман.

Сервантес хотел в пародийном виде воспроизвести элементы литературного канона жанра «рыцарский роман», который  состоял в следующем:

1. Действие происходит в далеком прошлом; центральным является образ странствующего рыцаря - борца за правду и справедливость.

2. Описывается поход рыцаря, в ходе которого он защищает слабых от произвола, сражается с другими рыцарями, дикими зверями (чаще всего львами) и мифическими чудовищами.

3. Рыцарь оказывается при дворе короля и помогает ему в установлении справедливых порядков.

4. Рыцаря сопровождает верный оруженосец, в романе значителен образ боевого коня и именного оружия.

5. Рыцарь имеет даму сердца, обязательно знатного происхождения; совершая подвиги, он прославляет ее.

 

Что же мы видим в романе Сервантеса?

1. Место молодого красавца-рыцаря в романе занимает  несколько выживший из ума старик.

2. Защищая слабых, герой вступает в конфликт с законом и тем самым усугубляет нелегкое положение защищаемых.

3. Вместо благодарности и славы герой встречает насмешки и агрессию.

4. «Дикие звери» довольно безобидны и не представляют опасности; в качестве чудовища выступает мельница.

5. При дворе герцога главного героя водят за нос: герцог только делает вид, что серьезно относится к нему, прислушивается к его советам и относится к нему с уважением. Для двора человек, верящий в рыцарские идеалы является посмешищем. Из-за своей наивности дон Кихот предоставляет все новые поводы для смеха.

6. В роли оруженосца вместо молодого юноши, стремящегося стать похожим на своего господина, выступает простоватый крестьянин Санчо Панса, воспринимающий повадки хозяина как блажь и чудачество.

7. Боевые доспехи, найденные в старом чулане, абсолютно непригодны для боевых действий и недостойны ничего, кроме смеха окружающих.

8. «Дамой сердца» оказывается простая крестьянка, которую Дон-Кихот, абстрагируясь от реальности, считает знатной женщиной.

 

Изначально задуманный как пародия на рыцарский роман, роман «Дон Кихот»  в процессе написания становится все более серьезным. Образ дон Кихота, задуманный как юмористический персонаж, приобретет положительные черты. Автор поднимает фундаментальные жизненные проблемы. Устами «безумного мечтателя» автор обличает царящие в современной ему Испании эгоизм и приземленность идеалов.

 

В эпоху романтизма начала 19 века отношение к Дон-Кихоту изменилось. Немецкий теоретик Шеллинг характеризовал  главную идею романа как разрыв между мечтой и жизнью. А Генрих Гейне подметил такую черту Дон-Кихота как желание оживить идеалы прошлого. Дон Кихот стал воплощением романтика, идеалы которого совершенно оторваны от действительности.  Донкихотство стало чуждо людям, не желавшим тратить свою жизнь на фантазии, считавшим, что попытки реализовать фантазии приведут к жестоким разочарованиям. По их мнению,  человек должен уметь жить в реальных условиях.

 

Образ Дон Кихота приобрел особую популярность именно в России. Переводя роман, русским не нужно было переводить образ; в нем увидели родную душу. Русским близки поиск Абсолюта, порывы духа, осознание своей мессианской роли. Воспринимался  «Дон Кихот» в России как «синтез аскетизма и страсти». Ф.М.Достоевский писал о Дон Кихоте:  «Древний легендарный рыцарь верил, что пред ним падут все препятствия, все призраки и чудовища и что он победит все и всех и всего достигнет, если только верно сохранит свой обет "справедливости, целомудрия и нищеты".

 

Я думаю, что популярность образа Дон Кихота говорит о ценности таких высоких нравственных качеств, как великодушие, справедливость, благородство, самоотверженность, стремление помочь другим. Тургенева в сервантесовском героя привлекла чистота идеала, пронесенного через всю жизнь.

 

Неоднозначность понятия «донкихотство» проявляется в том, что его используют в противоположных значениях. Иногда говоря о консерватизме используют термин «донкихотство», в других случаях «донкихотство» - вызов устоявшимся идеям. Интерпретация Тургеневым образа Дон Кихота была противопоставлена традиционному в русской литературе и публицистике взгляду на героя Сервантеса как на архаиста и консерватора, не желающего считаться с требованиями времени. Для Тургенева Дон Кихот — положительный герой, борец, революционер, носитель новой идеологии.

 

Статья Тургенева «Гамлет и Дон-Кихот», напечатанная в журнале «Современник» в 1860 г., имела решающее значение для формирования представления о донкихотстве, воплощающем  идею общественного служения. В статье получили философское обоснование вопросы, которые волновали писателя и к которым он неизменно возвращался на каждом новом этапе своей творческой биографии: взаимоотношение личности с обществом, необходимость для человека рано или поздно осмыслить свое существование, возможность деятельного, активного добра. Именно к тургеневской статье, а не к роману Сервантеса нередко обращались последующие поколения читателей в поисках ответов на мучившие их вопросы о роли донкихотства в жизни.

 

Размышляя о донкихотстве мы решаем проблему соотношения идеала и действительности.. В этой связи интересны рассуждения С.Минухина о К.Витакере, приведенные В книге Р.Саймона «Один к одному»:

 «Задайте Витакеру вопрос: "Есть у жизни какое-то направление?" или: "Есть в жизни цель?" Он посмеется. Его приемы терапии сводятся к тому, что он вынуждает людей ощутить их собственную абсурдность. Он - Дон Кихот, который натолкнет вас на мысль, что вы сами воюете с ветряными мельницами.

Карл основывается в работе на экзистенциалистской идее, что жизнь абсурдна. Он утверждает, что люди, которые ищут для себя какую-то особую реальность, - сумасшедшие. Вот отсюда он начинает диалог с людьми. К точке зрения, подобной витакеровской, большинство людей приближается в старости». И чуть позже: «Мы сходимся с Витакером в посылках. У меня другие приемы, но, по существу, я, как и он, оспариваю правильность представления людей о реальности».

 

Терапевтические приемы обнаруживают абсурдность человеческой жизни с ее борьбой «с ветряными мельницами».  Нарушения поведения, конфликты – это борьба с ветряными мельницами. Увлеченность идеалом материнской любви заставляет мальчика, у которого рождается братик плохо вести себя в школе, побуждая окружающих напомнить его маме, что она мама. Через плохое поведение парадоксальным образом мальчик борется за недостающую ему любовь. Аналогия с Дон-Кихотом, который «едва знает грамоте», но имеет свой образ мыслей, борется с несправедливостью, по-моему здесь возможна.

 

Может быть одной из причин трудностей терапевтических изменений является человеческое донкихотство, не желающее осознать действительность и расстаться с абсурдностью собственной жизни. Это склонность воссоздавать жизненные модели, не соответствующие реальности или ностальгический возврат в прошлое. 

 

Иногда люди предпочитают оставаться сумасшедшими, чем осознать, что вовлечены в абсолютно нечестные игры, что близкие пытались или пытаются за их счет решить собственные проблемы; предпочитают отказ от роста переживанию боли.

 

Дон-Кихот, как борец за истину, за человеческие души, за свои идеалы, которым не место в окружающей его действительности; в своей непреклонности он непонятен, подчас смешон. Так непонятен окружающим может быть, например, ребенок, для которого его отец, какой бы он ни был – всегда лучший, потому что он единственный. Образ  Дон Кихота, как борца с пороками актуален на все времена. Последователи Дон Кихота борются  воображаемым противником – ветряными мельницами доктрин, систем, мировоззрений.

 

Иногда понимание донкихотства как любви к добру противопоставляется  донкихотству как ненависти к злу. Среди романов-предостережений, напоминающих об опасности, таящейся в донкихотстве, пожалуй, самым значительным в мировой литературе является «Чевенгур» Платонова. Роман истолковывается как притча о Дон Кихотах — фанатиках человеколюбия, захвативших власть. Притча, полная трагических раздумий о судьбах как страны, так и самих Дон Кихотах-большевиках, «с глазами без внимательности в них», стремящихся любой ценой облагодетельствовать страждущее человечество, обуреваемых любовью к человеку-массе, а не конкретному человеку. Соотнесенность большевиков Платонова с Дон Кихотом подчеркивается их верностью букве и оторванностью от реальной жизни,  «брошюрным», «лозунговым» происхождением их идеалов. Герои «Чевенгура» — фанатики коммунистической идеи, помешавшиеся от чтения марксистской литературы или наглядной агитации. Фанатичные чудаки романа Платонова в своем стремлении «сжечь все недвижимое имущество на земле» во имя «обожания товарища» вызывают не только протест, но и сострадание, не только смех, но и осознание обреченности ложного энтузиазма. Данная история звучит как предостережение от ложного энтузиазма, не только берущего на вооружение идеалы, но и навязывающего их действительности и обществу.

 

Дон Кихотами нового времени стали диссиденты, мыслители, такие как А.И. Солженицын. Уже не одно поколение  читателей на материале его произведений постигает нравственные нормы  и примеряет образ поведения его героев на себя: "А я так бы смог?"

 

В предисловии С.Минухина к книге "Семейная терапия. Концепции и методы", авторами которой являются Николе М., Шварц Р. читаем: «Возникшая в конце 50-х, семейная терапия быстро сформи­ровалась благодаря безумию группы конструктивно мыслящих ученых и практиков. Вначале, как говорят историки, был Грегори Бейтсон на западном побережье — высокий, чисто выбритый угловатый интеллектуал, генератор идей, который ви­дел семью как систему. На восточном побережье был Натан Аккерман — коротышка с окладистой бородой, являющийся во­площением харизматического лекаря, для которого семья была совокупностью индивидов, борющихся за поддержание баланса чувств, иррациональностей и желаний. Бейтсон — человек идей и Аккерман — человек страстей, отлично дополняли друг друга. Это Дон Кихот и Санчо Панса семейной системной революции».

 

С. Минухин чуть дальше пишет: «Как свойственно любой официальной науке, она старается сберечь устоявшиеся концепции, тогда как прагматическое вни­мание к специфическим случаям требует новых и специфичес­ких откликов. В результате сегодня у нас есть официальная семей­ная терапия, на покровительство которой претендует Бейтсон, с одной стороны, а с другой — масса замечательных практиков, делающих тонкую и эффективную работу, которая все чаще рас­ходится с понятиями системного подхода. Сегодня, когда мнение об авторитете и ответственности те­рапевта далеко не однозначно, первые семейные терапевты вос­принимаются как «руководители» — убежденные сторонники изменений с четким пониманием того, как их осуществить. Некоторые школы семейной терапии стремятся оградить се­мью от назойливости терапевта. Они считают, что слишком на­вязчивое вмешательство может подавить и разрушить семью». Дальше говорится о том, что современные конструктивисты делают акцент на языке и смысле, и на сдерживании власти терапевта. Множество новых терапевтических ме­тодов создавалось «ради спасения семей от вторжения» жаждущего власти терапевта, который «укладывает пациентов на прокрустово ложе собственных пристрастий, подгоняя их до его параметров». Произошла замена «вмешательства» на «сотворчество», влияние терапевта стало подпольным. Стали говорить, что можно быть «во власти идей», а можно «играть с идеями».

 

               Будинайте Г.Л. в статье «К вопросу о соотношении духовности и профессионализма в психотерапевтической практике сегодня» пишет о том, что экспансия постмодернизма  есть шаг  к совершенствованию (или  порождению новых форм) эффективного терапевтического взаимодействия. Новые формы терапии  предполагают лишь иную логику и технику решения профессиональных задач терапевта.

 

Л. Хофман вспоминала: «Постмодернизм, что бы ни означало это слово, несколько лет был для многих из нас, «системных» людей, маленькой черной тучкой на горизонте, а затем он разразился сильнейшим громом в области семейной психотерапии».

 

Первый слом классического системного видения пришелся на обнаружение условности границ, разделяющих клиентов, как объект терапевтического воздействия, и терапевта, как субъекта этого воздействия. Классическая ССТ оказалась в парадоксальном положении, так как идея системности, циркулярности в рассмотрении симптома  сосуществует с линейно-позитивистским представлением о  собственно терапевтическом взаимодействии как субъект-объектном. Содержание  терапевтической цели в классическом подходе, во-первых, конструируется самим терапевтом на основе представлений о функциональности, и, во-вторых, движение к ней реализуется в виде порождаемых терапевтом поведенческих предписаний. Условием достижения изменения становится обеспечение готовности клиентов принять и ассимилировать явное или неявное терапевтическое видение проблемы, цели и вытекающих из нее воздействий.

Отсюда -  сложная мифология "сопротивления" и все те высокотехничные и изощренные приемы, порожденные в классическом подходе - прежде всего это все варианты парадоксального предписания, требующие большой изощренности от терапевта.

 

В постклассических направлениях фактором, конституирующим процесс терапии, выступает видение желаемой ситуации, порожденное самим клиентом в результате определенной организации терапевтического процесса. В варианте краткосрочной терапии им становится та картинка "бессимптомного, беспроблемного существования", которая конструируется клиентами с помощью терапевта. В нарративном подходе процесс направляется построением "преобразующих", новых историй, которые могут заменить собой "доминирующие проблемные тексты".

 

 

 

Литературное творчество, на мой взгляд, является одной из гениальных придумок человечества. Гениальной же придумкой является и образ Сервантеса, поскольку на протяжении веков к нему обращен взор мыслителей. Приходят новые герои, а Дон Кихот – герой на все времена. Видимо, образ мыслей, чувств, поступков этого героя отражает какие-то важные процессы, происходящие в жизни многих людей, помогает многим людяи рарешить для себя какие-то очень важные проблемы существования.

 

Я благодарна семейной терапии за мои новые отношения с моей семьей. Я с детства была не только «мечтательной девчонкой», как про меня говорили, но и очень сострадательной. Смотрела на жизнь своих близких, в основном, в ракурсе проблем, и всегда очень сочувствовала им. В настоящее время я ликую по поводу того, какие «классные» (не могу удержаться от использования этого емкого понятия) мои «предки», какие талантливые, замечательные люди были и есть рядом со мной.

 

О моем папе как о Дон Кихоте можно много- много что сказать. Опишу только один яркий момент. Образ прекрасной дамы сыграл определенную роль в моей семье. Помню - бабушка в мои лет 20 рассказывала мне, как однажды сын (мой отец) радостно сказал ей, вернувшись со студенческого вечера: «Я нашел красавицу!».

 

Я дочь своего отца. В 18 лет я испытала очень сильное впечатление от красоты молодого стройного  синеглазого брюнета, увиденного мною в одном из зданий университета, куда мы приходили всего раз в неделю. Второй раз я увидела его мельком только через три года. Третий раз еще через 5 лет случайно. Через 10 лет после того поразившего меня впечатления мы познакомились и через 3 месяца он стал моим мужем.