Жирякова Ольга - «Тяжелые» темы в работе семейного системного терапевта

Хочется начать с того, как я попала в эту программу, и какой опыт как личности и как профессионала я получила. Это моя вторая попытка окончить данный курс. Первая – началась свадьбой, а закончилась рождением сына. Я сначала очень расстраивалась, что так и не закончила эту попытку дойти до диплома. А сейчас я понимаю, насколько все-таки все в жизни не случайно. С первой попыткой я заходила на программу в стадии монады (и как я сейчас понимаю, до конца и несепарированной девушкой), со второй – уже в стадии триады (но с сепарацией надо еще работать). Год-полтора жизни изменили многое в мировоззрении, в понятиях «муж», «жена», «семья», «материнство». Эти изменения в стадиях моей семейной жизни дали мне огромный толчок и огромную мотивацию начать и закончить эту программу обучения. Более того, как порой приятно в реальной жизни, в своей семье, отмечать моменты теории на практике и воплощать знания в жизнь. Как я порой радуюсь, что в таких ситуациях «подопытными кроликами» являются три моих любимых мужчины, и что те знания, которые я получила, пойдут на пользу не только кому-то, например, клиентам, но и мне, и моим близким.

 

Однако, нельзя не сказать и о том, что данный курс дал и тяжелый груз. Знания и умения, а еще более, понимание и видение многих ситуаций облегчает существование, но во многом и усложняет его, когда ты теперь видишь чуть больше, чем раньше в отношениях твоих близких. И то, что я начала видеть, порой кроме огорчений и длительных раздумий ничего другого не приносит. Но и на это если посмотреть системно, то эти «огорчения и размышления» тоже полезны для лучшего знакомства с собой.

 

В профессиональной сфере эта программа также сделала свое дело. Укрепила понимание, что первое высшее образование – это одно, а то, чем нравится заниматься, призвание – это другое. Изменила долгосрочные планы на мои профессиональную и учебную стороны жизни. Подарила возможность знакомства и работы с ко-терапевтом и большого круга коллег-профессионалов, что также, я уверена, еще будет приносить и приносить свои плоды.

 

Все время, пока я приступаю к написанию этой работы, меня не покидает чувство того, что данная тема – не моя. Не мне она должна была достаться. Что-то перепутано. Но, думая об этом снова и снова, я ловлю себя на мысли: «Но ведь зачем-то она «перепуталась» и попала именно ко мне». Теперь главный вопрос – зачем? Над этим я и планирую подумать в данном эссе, и, именно для этого хочу порассуждать о смысле полученной мною темы.

 

Для начала, необходимо выяснить, что же такое «тяжелые» темы. На мой взгляд, на это понятие можно посмотреть под двумя углами зрения. Во-первых, «тяжелой» тема для ССТ может быть в разрезе личных эмоций, ощущений, опыта. То есть, если рассматривать все рабочие темы семейной психотерапии через призму личного опыта ССТ, то обязательно для каждого найдется его «тяжелая» тема. Собираясь с мыслями, я долго думала над общими и своими, личными, «тяжелыми» темами. На данном жизненном этапе, для меня «тяжелой» является тема потери самых близких людей. Это не только смерть, но и потеря, как расставание. После двух лет в браке, я оцениваю, насколько порой важна поддержка мужчины и моральная, и физическая. Как ценно то, что мы с мужем оба делаем для нашей семьи, и, как страшно, если этого всего бы не было. О расставании со своим сыном я даже и думать не хочу и не могу. И представить сейчас, что его вдруг не было бы, это для меня сродни концу света. Однако, тренировку недельным расставанием на время супервизии я выдержала. Вообще, после того, как становишься мамой, пересматривается многое в отношении детей. И то, мимо чего можешь до этого спокойно пройти или не обратить внимания, теперь становится архиважным и берущим за душу. Материнский инстинкт так и пробирается наружу.  Потеря родителей для меня так же немыслима, но на другом уровне…я просто стараюсь о ней не думать и не размышлять. Как говорил Франсуа де Ларошфуко «Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор». Итак, это мои «тяжелые» темы.

 

Размышляя дальше, задумалась, а как же остальные? Что может оказаться «нелегким» в работе другого семейного терапевта? Набросала список: отношения с родителями, потеря близких, болезни, зависимости… А затем, включилась логика, которая начала искать сходство между всеми этими темами. И я пришла к выводу, что «тяжелой» для любого терапевта (а если на терапевта посмотреть через призму личного, то его еще можно назвать человеком) является та тема, которая так или иначе затрагивает то самое больное или не до конца зажившее, что было в его жизни, то, что, скорее всего, и сделало его системным семейным терапевтом, то, над чем он сам работает внутри себя. Таким образом, список, который я начала было составлять, подвелся чертой этого умозаключения, универсального для всех специалистов и такого индивидуального для каждого.

 

Конечно, если брать видение «тяжелых» тем через личный опыт терапевта, то необходимо вспомнить о профессионализме, а именно, о его составляющей – нейтральности. И тогда, можно еще сказать, что «тяжелая» тема в работе ССТ – это такая тема, при обсуждении с клиентом которой терапевт может потерять нейтральность. А потеря нейтральности автоматом записывается еще одним пунктом в список «тяжелых» тем. А, следовательно, и более профессиональными мы становимся тогда, когда можем внутри себя управлять всеми своим эмоциями, возникающими в ответ на определенную ситуацию в работе. В основе управления этими эмоциями лежит, думаю, прикосновение к себе, к своему внутреннему «Я», а также четкое понимание, что и когда может подорвать мою нейтральность.

 

Перейдя уже к теме нейтральности терапевта, хочу рассмотреть понятие «тяжелая» тема с профессиональной точки зрения, хотя частично этого уже коснулась. Анна Яковлевна Варга в одном из своих докладов выделяет четыре основные темы, на которых часто теряется нейтральность терапевтов. При чем, обуславливаются эти четыре пласта ситуаций потери нейтральности, по ее словам, культурой нашей страны. Мне бы хотелось их озвучить по нескольким причинам. Во-первых, авторитетность психолога такой квалификации. Во-вторых, для меня это была очень интересная и новая информация, которая позволила и на мою тему работы взглянуть под другим углом. В-третьих, все-таки, это дипломная работа и без научных фактов и источников не обойтись.

 

Первый, самый частый вариант потери нейтральности, по словам А.Я. Варги – это детоцентризм. Т.е. это  пристрастное отношение психотерапевта к ребенку в клиентской семье: более понимающее, жалостливое, легкое включение на его страдания. Иначе говоря, страдания ребенка в семье, несправедливость обращения с ним, неправильность его воспитания  понимаются легче и быстрее, чем, например, страдания его родителей.

 

Второй  момент, на котором также очень часто теряется нейтральность, это гомофобия. У нас считается, что есть нормальная половая ориентация и ненормальная половая ориентация. Т.е. всякие гомосексуальные установки – это ненормально. Это некая принятая, разделяемая большинством точка зрения, преобладающий дискурс в обществе.

 

Третье – это психофобия, которая очень распространена среди психологов по словам автора. Ситуации, когда придается некое специальное значение психическим заболеваниям – не так к ним относятся, как к соматическим заболеваниям, к таким «элегантным», как, скажем, сердечно-сосудистые болезни.

 

И последний, четвертый, момент, на котором теряется нейтральность, – это сексизм. Т.е. это твердое убеждение в том, что мужчины и женщины отличаются друг от друга не только анатомо-физиологическими особенностями, но просто душой, психикой, «одеждой и паспортом». И поэтому существуют такие дискурсы в культуре, как «женский ум», «мужские дела», «женские обязанности», «мужские обязанности». Для системного подхода это большое ограничение, потому что на таких представлениях очень трудно построить функциональную систему с гибкими, взаимозаменяемыми функциями.

 

Таким образом, «тяжелые» темы в работе ССТ – это помеха, которая «помогает» терять нейтральность, возможно, уходить во время сессии в себя и возвращаться оттуда не скоро. А это, мне кажется, может повлечь за собой и то, что наша работа, как специалиста может не принести клиенту ресурса (сил на взгляд «по-другому»).

 

Очень часто человек (клиент) ЗНАЕТ. Знает, что ему надо делать, или, что он хочет получить, или, что его разрушает. Знает, но не может «так сделать» или «перестать так делать». Не может поступить в соответствии со своим знанием или выбором. Человек, который не в состоянии спуститься в метро на эскалаторе, потому что боится высоты, отдает себе отчет, что это объективно не опасно, что страх, который ограничивает его жизнь, не способен принести ему реальный вред. Такой человек прекрасно знает это сам, а не узнаёт от психолога. Вот только на эскалаторе он потеряет сознание. Психотерапия – это, в частности, то, что поможет найти силы на поступок. Или на глобальное внутреннее изменение. Или на взгляд куда-то, куда всегда было страшно смотреть. Ситуации, которые кажутся безвыходными, перестают быть таковыми при наличии ресурса. Ощущение себя – как магнита для несчастий уходит, когда у человека есть силы быть внимательным и обходить стороной эти самые несчастья. Ощущение полноты жизни здесь и сейчас – тоже невозможно без ресурса – на это нужны силы.

 

Но ресурс – это не только дополнительные силы, которые можно получить, благодаря психотерапии. Это еще и опыт новых возможностей. Собственные силы, собственные новые возможности можно вызвать к жизни, работая с психологом. Но если терапевт всю свою энергию будет тратить на себя во время сессии, на работу со своим «ахиллесовыми пятами», то энергии, которую мы можем дать клиенту, не будет. Я сейчас отслеживаю свои состояния «выжатого лимона», особенно после общения с людьми, и могу теперь почти всегда найти более или менее истинную причину такого состояния.

 

Итак, как же можно понять, что такое «моя тяжелая тема», и как с ней договариваться. На своем опыте могу сказать, что только на работе под супервизией я смогла отследить потерю нейтральности, как мне кажется. История клиента меня не отпускала еще пару недель. И в течение дня я ловила себя на мысли, что я либо продолжаю в голове работать с клиентом, либо у нас уже вторая встреча, либо я задаю все те вопросы, которые не задала во время реальной сессии. Более того, мне хотелось клиенту дать целый список специалистов, которые возможно могли бы помочь. По правде сказать, это желание до сих пор присутствует. Вот так, я думаю, потеряла нейтральность. Когда психотерапевт «берет случай домой», имеется в виду, что  во внерабочее время вы ловите себя на том, что какой-то случай лезет к вам в сознание – вы про него вспоминаете,  думаете и т.д. это один из признаков потери нейтральности.

 

Вообще, конечно, специалисту следует знать, что может произойти, когда клиент озвучивает то, что первому отзывается в душе. Итак, как понять, что нейтральность потеряна? Психотерапевт начинает испытывать некие неподобающие для психотерапии чувства в процессе приема: гнев, жалость, возмущение, торжество, облегчение, успокоение и т.д. Если ловишь себя на таких переживаниях в процессе приема, значит, загорелся маячок: проблемы с нейтральностью. Потому что, кроме интереса и любопытства, в общем-то, в процессе приема нас, как специалистов, ничего не должно беспокоить. Еще один признак, по словам А.Я.Варги – когда вы сплетничаете о своих клиентах. Не с коллегами, не тогда, когда это профессиональное обсуждение, а когда вы начинаете рассказывать о своих случаях людям,  которые не имеют отношение к вашей профессии, для развлечения компании.

 

Это все говорит о том, что случай, на котором мы потеряли нейтральность, каким-то образом задевает, что ли, те проблемы или те сложности, которые есть внутри самого психотерапевта. И как это здорово, если размышляя после о сессии, проведенной с тем или иным клиентом, мы можем это все отследить внутри себя.

 

И теперь хочется сказать в защиту «тяжелых» тем: огромный плюс существует для психотерапевта в работе с такими темами. Ну, во-первых, каждая новая такая тема открывает в нас самих чуточку больше, чем мы знали о себе. Во-вторых, это, конечно же, колоссальный опыт отыскать, отследить, что с тобой происходит (желательно быстро и на месте), понять, отчего идут те или иные эмоции и взять их под контроль. Тем самым мы сможем научиться договариваться с «трудными» темами. И, мне кажется, самый главный помощник психотерапевту в этом – контакт с собой, о котором так много говорилось в течение года обучения на этой программе. Для меня лично, в начале программы это было какое-то абстрактное понятие, приближенное к «карме», «чакрам» и другим часто слышимым, но непонятным словам. Наверное, из-за таких слов, далеких порой обычному человеку, обучение в этой программе многие близкие называли «сектой».

 

Сейчас же, я могу сказать, что я учусь общаться с самой собой, жалея, что раньше я об этом даже и не думала. Нам с детства запрещали капризничать, плакать, шуметь, вредничать. Это было «нехорошо», «ой как некрасиво», «нельзя», «такая хорошая девочка, а плачет». Да, плачу, да, капризничаю, потому что злюсь, расстроена, обижена и еще целый спектр чувств, которые я МОГУ и ХОЧУ испытывать, и которые я теперь учусь отслеживать в своей душе, понимать откуда они родом, быть в них, а иногда даже делать их «потише». Мне сейчас очень важен этот контакт с собой и то, что я этому за год более-менее научилась, это еще одна монетка в копилки и личного, и профессионального опыта.

 

В заключении мне хотелось бы подвести итог, что «тяжелые» темы в нашей работе попадаются нам для чего-то нужного, которое мы должны определить. И сколько всего интересного можно узнать про себя (и даже окружающих) пока мы думаем над вопросом «а для чего же?». В самом начале курса преподаватели уверяли, что в конце жизнь каждого студента станет чуточку легче, и каждый студент станет чуточку счастливее. Признаюсь, в это мне тоже верилось с трудом, как и в смысл понятия «в контакте с собой». Однако, мне придется констатировать, что это одно из самых приятных ощущений того, что я ошибалась. Спасибо!