«Больше» - не всегда лучше»,
- объявляет взрослая Ольга.
«Много» - это всегда хорошо»,
- подсказывает Оля маленькая.
«Скорее, скорее, поторопись:
у тебя всего пять минут для
игры и спать. Быстро спать!»,
- говорит Всегда заботливая Мама.
Итак, у пятилетней Оли всего-навсего пять минут перед сном для игры или для чего-нибудь еще. Это так ничтожно мало, а очень хочется все успеть.
- Мама, дай расскажу тебе...
- Доченька, понимаешь, мне сейчас некогда, говори, но только очень быстро, а то я не успею по делам.
Мама стремительно двигалась по всей квартире, на ходу причесываясь и застегивая пуговицы на одежде. Она делала все быстро и была в это время такая любимая, красивая и невыносимо неуловимая. Пятилетняя Оля, не отставая, бегала за ней из комнаты в комнату и все время старалась ее отвлечь, спросить, помешать. Оля не догадывалась тогда сказать: «Мама, не уходи, побудь со мной, мне это очень нужно».
Ах, если бы Оля тогда знала, что «больше» - это не всегда лучше. Детская жадность настолько обуяла ее, что остановиться было почти невозможно.
Мама: Хочешь пирожное, доченька?
Оля: Хочу, но только два. Или нет - три.
Мама: Хочешь, испечем домашнее печенье, Оленька? У нас есть немного муки и масла.
Оля: Немного не хочу. Давай испечем много.
Мама: Хочешь, поедем на неделю к дедушке на дачу?
Оля: Как мало быть с ним всего неделю. Давай поедем на месяц.
Оля ненавидела в детстве слово «пять минут». Она не полюбит это слово и тогда, когда станет взрослой. Ей всегда почему-то приходилось быстро доедать («а то опоздаем в детский сад»), быстро завязать шнурки («а то не успеем на электричку»), быстро обнимать и целовать маму (так как ей «надо скоро уйти и еще успеть обняться с сестричками Оли»).
Главное - надо было все время куда-то спешить, бежать; и так бежала-бежала по своей жизни, спешила-спешила, и однажды вбежала прямо в «Семейную терапию». А остановиться оказалось непросто.
Совсем маленькой я любила играть в семью. Я была мамой, дочкой, папой, братом, но больше всего мне нравилось быть невестой. Из белоснежного полотенца делала свадебную фату, а затем вставала перед зеркалом и «справляла свадьбу». Я была самой лучшей невестой в мире. А в это время мама ушла от моего «первого» отца и вышла замуж за моего «второго» папу. Мне и сестре она сказала: «У вас будет самый лучший в мире неродной папа. Он вас любит и будет любить всю жизнь». Мама выполнила свое обещание. (Вернее, ее обещание выполнил папа). Я долго пыталась понять, почему родные «папы» бросают своих дочек, если от них уходит мама; и отчего с дочками живут ненастоящие папы.
Я начала приноравливаться к своей обновленной семье, часто наблюдала за родителями, пыталась оказаться между ними, замечала их влюбленные взгляды и злилась, что меня не принимают.
Плакала, топала ногами, резала ножницами покрывала и одеяла на их кровати. Может, именно в те давние времена у меня и появился «интерес» к семейной терапии?
Теперь я точно знаю, что мои родители меня любили и реально обо мне заботились, радовались мне и уставали со мной. Я была очень упрямым, тревожным ребенком. В своих настроениях я переходила из крайности в крайность. Моей маме было не просто меня воспитывать: я все время куда-то проваливалась, на меня что-то падало, я все время что-то теряла и ломала, часто проливала молоко и сметану. Мама уставала со мной и сокращала совместный наш досуг до минимума. Вот здесь-то, может, берет свое начало страх того, что я должна была уложиться «в пять минут», пока мама слушает: успеть все рассказать и показать, что у меня было внутри. Естественно, это было невозможно.
Темп, ритм и продолжительность - эти понятия являются очень важными параметрами терапевтической работы с семьями. Кто их формирует: психотерапевт, семья или это определяется самим содержанием терапевтического сеанса? Что предшествует вызреванию этих трех величин в каждом отдельном случае? Однозначно на эти вопросы ответить невозможно. Психотерапевт при этом должен уметь проявить гибкость, не поступаясь спонтанностью и искренностью.
Во время сессий темп, ритм и продолжительность часто задаю именно я сама, в основном используя речевой компонент. Ритм устанавливается, как правило, свободный, но больше с ускорением; а продолжительность встречи с семьями, если даже и бывает непредсказуемой, то в основном в сторону увеличения времени.
Это очень важная и спорная тема для меня. Казалось бы, энергичный и активный психотерапевт - это хорошо: ведь нередко появляются именно такие семьи, у которых есть лишь слабая надежда на изменения, и они, как правило, пассивны в работе. Есть и другие семьи - они приносят с собой много скептических высказываний, иронических замечаний или демонстративного отстранения от происходящего.
Иногда активность психотерапевта определяется просто его собственным характером. В этом случае большое количество огня, тепла, юмора, парадоксальных высказываний может естественным образом оживлять ситуацию во время семейной терапии.
Но активность часто приводит к излишней быстроте. А в спешке можно не заметить или пропустить что-то важное, и тогда работа будет «скользить по верхам». В этом кроется негативная сторона активности терапевта, девизом которого является: «Чем больше, тем всегда лучше».
Кроме того ускорение темпа приводит к тому, что идей во время сеанса возникает много, а до конца доводятся далеко не все. Возникает вопрос: что лучше - понятие «больше» или понятие «меньше»?
- «Больше» не всегда лучше, так как «большое» присутствие психотерапевта может оказаться излишним, навязчивым, мешающим;
- «Больше» - это ускорение темпа;
- «Больше» - это увеличение количества интервенций, и тогда не остается места для выражения клиента;
- «Больше» - в конце концов, может привести к потере ценно
сти каждого слова.
Нельзя не сказать о границах: если психотерапевт слишком много предъявляет себя, то, возможно, он провоцирует ответные действия, и клиент жестче выстраивает свои границы. В результате это может помешать установлению контакта.
Психотерапевт включается в семью, в систему; и здесь также необходимо чувствовать и знать, на какую «волну» сейчас настроена пришедшая семья, ведь у каждой семьи свой темп, и та, в которой преобладает понятие «много», может просто затеряться. При этом собственная гибкость психотерапевта играет особенно важную роль.
«Много» - это еще и вопрос неуверенности в себе. Что заставляет психотерапевта лишать пауз себя и семью? Во время пауз вырастает напряжение, с которым психотерапевту приходится быть. И если он не выдерживает такого состояния, то, возможно, легче стать тем, кого «много». Необходимо опознать это напряжение и понять, что оно обозначает. Кстати, уменьшение присутствия психотерапевта - хорошая «провокация», помогающая семье активизироваться.
И еще: клиент предъявил свою боль, ему необходимо рассмотреть ее со всех сторон, побыть с ней, разделить ее. Вряд ли он захочет расстаться с ней в одночасье - ведь он прошел нелегкий долгий путь от осознания своей проблемы до прихода к психотерапевту. И в таком случае, заболтать или затушевать эту боль было бы совсем неправильно, так как в результате может наступить сильное неосознанное раздражение клиента и осознаваемое разочарование.
Всего должно быть в меру: может быть, в этом случае наступит момент совместного проживания появившейся растерянности. И это будет называться не «больше», не «меньше», а «мерой» - истинно тем, что надо.
|