Рихмаер Елена. - О системном волшебстве ясного контракта.

Ох, и не случайно досталась мне эта тема! Частенько мне приходится уже в ходе работы с семьей менять контракт. А это не так уж и просто.

Реальность такова, что я чаще встречаюсь с матерями и реже сразу с двумя родителями. В семьях, где родители не ладят с детьми, или есть «козел отпущения» (выражаясь по научному «идентифицированный пациент») запрос к терапевту обычно звучит так: «Помогите образумить этого балбеса (балбес чаще всего прилагается)... Сделайте так, чтобы он меня слушался... Подскажите, что надо делать, чтобы все стало хорошо (при этом, «что такое хорошо», и «что такое плохо» звучат довольно абстрактно)».

То есть в подобной семье есть «некто», не вписывающийся в эту семью, и она, семья, чаще всего в лице озабоченной мамы, хотела бы при помощи специалиста найти управу, вернуть в семью, перевоспитать, успокоить, наставить на истинный путь и т.д. (Репертуар обращений чрезвычайно велик и однообразен одновременно). После этого, семья ожидает, что все проблемы исчезнут, и они вновь заживут счастливо. Так что первоначальный запрос предельно ясен.

Слово «контракт» в этом случае и не возникает. Я заметила, что даже избегаю этого слова в начале работы, и в лучшем случае могу использовать слово «договор». Мне легче говорить о «договоре», когда у мамы есть сильная мотивация и желание что-то изменить не только в ребенке, но и в себе, и своей семье в целом.

Под разными предлогами заявляю о необходимости присутствия не только ребенка, но и других членов семьи. Иногда необходимость походов к психологу вызывает непонимание, сопротивление и даже протест («А мы то здесь при чем? Это с ним надо работать»). Иногда - напускное безразличие: «Сказали, так будем ходить». Гораздо реже такое предложение встречает понимание и принятие со стороны всех членов семьи.

Обычно я начинаю терапию со встреч только с ребенком и мамой, и тогда папе пишу письма, что позволяет держать его в курсе дел. (Вероятно, я не люблю писать письма, и поэтому мне нравится работать с одинокими матерями). Резонно может возникнуть вопрос, почему я привлекаю в терапию всю семью, а не работаю просто с ребенком (хотя такое бывает довольно часто). Во-первых, работу со всей семьей я часто оцениваю как более эффективную, во-вторых, при те-рапии ребенка, ответственность за результат я беру на себя и позволяю семье дистанцироваться от ребенка. В ряде случаев это приводит к увеличению тревожности, особенно у тех родителей, которые привыкли к жесткому контролю своих детей, так как появляется еще одна область, где они не могут контролировать своих детей. Начав ра-боту, я невольно показываю, что я хочу сделать то, что не удалось до этого семье, и тем самым вступаю в неосознанную конкуренцию с семьей и провоцирую ее членов на обесценивание своей работы.

Чаще всего на начальном этапе я договариваюсь на определенное количество встреч. Это время я активно использую не только для прояснения границ, ролей, иерархии и других аспектов семейной структуры, для обучения новым способам коммуникации, но также для прояснения запроса и заключения нового контракта, в котором ясно оговаривается тема и цель нашей совместной работы.

Существует много разных вариантов прояснения контракта. Но какой бы из этих вариантов я ни использовала, всегда встает вопрос о прояснении позиции членов семьи, стимула к работе, о мотивации к изменению самой семьи. Сколько сил, времени, денег готова потратить семья, чтобы изменить существующий теперь порядок вещей? Все ли члены семьи готовы проявлять собственную активность, искренность, гибкость?

На этом этапе речь всегда идет о распределении ответственности между терапевтом и семьей, передачи части ответственности, которую семья хочет возложить на терапевта обратно семье. Ибо у терапевта не существует никакого универсального рецепта счастья и взаимопонимания. Семья, и прежде всего семья, ответственна за всех своих членов, у нее есть собственная «картинка» счастливой жизни, ей самой предстоит решать свои проблемы и жить дальше. «Я не верю в людей - только в семьи» - эти слова К.Витакера как нельзя лучше подтверждают это. А терапевт готов предложить семье свои знания, умения, опыт для помощи в поисках новых решений, которые подходят только для этой семьи и ни для какой другой.

Только после того, как начинает постепенно меняться внутренняя картина жизни семьи, меняется и представление членов семьи о «проблеме». Тогда становится возможным заключение нового контракта по поводу «старой проблемы». Это может быть похоже на то, как владелец машины начинает признавать, что машина не едет не потому, что кончился бензин, а допускает возможность существования многих других причин: что-то могло случиться с двигателем, а может быть с зажиганием и т.д. А если упорствовать и продолжать лить бензин, то машина все равно не поедет. Более того, если продолжать действовать по-прежнему, то ситуация может стать взрывоопасной. Для меня очень важно на этом этапе увидеть в семье союзника, который помогает понять, что же происходит в семье, что там «сломалось», и прилагает максимум собственных усилий для ликвидации «поломки». (Или хотя бы показывает свои сильные стороны и исправно действующие «агрегаты»).

Хочется также заметить, что прояснение контракта часто приводит к понижению тревожности. Обратившаяся за помощью семья, скорее всего, догадывается об истинных причинах происходящего с ними. У членов семьи существует много сомнений и тревог, не всегда есть силы признать себя некомпетентными родителями, неудачными партнерами, несостоявшимися людьми, так как новая «картина» слишком размыта, и часто кажется пугающей. Если продолжить сравнение с машиной, то водитель, скорее всего, догадывается, что не в бензине дело, но когда нет точного знания, что сломалось, существует слишком много сомнений. Когда же становится неисправность понятной, ясной, наблюдается переход от неопределенности и беспокойства о серьезности возможной поломки и о стоимости предстоящего ремонта к оценке своих возможностей, к действию и настоящему ремонту.

Само это действие - заключение нового контракта - может оказать терапевтический эффект. Во-первых, ясная формулировка контракта позволяет избегать манипулирования как в системе терапевт-семья, так и в самой семье. Терапевт открыто говорит о своем взгляде на проблему семьи и необходимости работы не по воспитанию «идентифицированного пациента», а по приведению в новое равновесие семьи, как единой системы. До этого члены семьи могли находиться в некотором недоумении. Они то думали, что выступают как свидетели, а из них делают главных участников. «Что-то здесь не то... Нами манипулируют!» - подозревает семья, а в нашей стране это страшнейшее обвинение.

С другой стороны, семья признает себя целостным организмом, в котором «болезнь» является сигналом о нарушении в системе. По-. этому, во-вторых, четкий контракт позволяет очертить более ясно границы семьи, разделить поколения. А уже само это оказывает определенное действие, так как одной из наиболее частых причин «болезни» являются размытые или жесткие границы между подсистемами.

В-третьих, четкий контракт - образ, модель того, что семья может существовать без манипуляций, честно и открыто предъявлять свои проблемы и искать пути их разрешения.

И, наконец, хочется сказать, как приятно и легко работать с семьей, когда ясен контракт и наши усилия объединены.

Заключая эти поэтапные контракты, и, стремясь к ясности, я долго мучалась: «Права ли я? Нужны ли такие «многоступенчатые» контракты, помогают или мешают они мне эффективно работать с семьей?» Каково же было мое удивление, когда в одной из книг признанного метра семейной терапии Э.Г.Эйдемиллера я нашла предложенную им технологию формулирования терапевтического запроса, в которой он определяет три этапа: XR - UR - ZR, где X - уровень манипулятивного запроса, U - уровень осознавания своей неэффективности в роли родителей, Z - уровень осознавания своей неэффективности в роли супругов, R - ресурсные состояния отдельных ее членов и семьи как системы.

В заключении хочется сказать, что наличие ясного контракта является важным и необходимым условием успешной терапии. На этом пути надо быть готовым к непредвиденным и неучтенным препятствиям и сложностям (хотя спонтанность и непредсказуемость является характерной чертой терапии, а семейной терапии тем более). Контракт - дело тонкое.