Гунати Лия - Практика изучения расстановок. Взгляд изнутри. - Институт интегративной семейной терапии

Первые впечатления были неприятными, так как я с недоверием отношусь к мистике, парапсихологии и т.п. Мне захотелось покинуть группу. Но посмотрев на ведущего Александра Рязанцева из Санкт-Петербурга, КПН, бывшего офицера, сдержанного и по-военному подтянутого человека, я осталась. Побывав заместителем в одной из расстановок и пережив совершенно не свойственные мне чувства, я заинтересовалась методом. Группа длилась несколько дней. Информация, которую я получила, была для меня новой, вызывала как интерес, так и сопротивление. От А.Рязанцева я впервые услышала об исключенных, о порядках в семейной системе, перенятых чувствах, увидела как можно через изменение мест участников расстановки прийти к изменению эмоционального состояния клиента и его осознанию. Это еще были расстановки – констелляции. Так как я не особо подвержена внушению, эмоциональному заражению в группе, не склонна воспринимать на веру информацию, но и не люблю отрицать что-либо, не разобравшись, тем более собственный опыт в группе, я решила разобраться в методе расстановок. Единственно доступной для меня тогда информацией была книга Берта Хеллингера «Порядки любви» первого издания.

Восемь месяцев я «сидела над этой книгой», вникая и осознавая. Временами возникало сопротивление. Так, например, утверждение Берта Хеллингера о том, что наркомания возникает, когда у клиента нет отца, показалось мне слишком простым, не отражающим все многообразие реальных причин. Я читала студентам 36-ти часовой курс об алкоголизме и наркомании и никак не могла согласиться с Бертом Хеллингером. Обратившись задним числом к своей практической работе с семьями наркозависимых и заново проанализировав случаи из практики, я поняла, что даже там, где у наркомана в семье был реальный отец, в чувствах действительно было либо негативное отношение, либо пустота. Через 8 месяцев удалось интегрировать информацию и сформировать системный взгляд.

За полтора года я провела 7-8 групп, около 70 расстановок и остановилась, т.к. появились вопросы, на которые я не могла найти ответы. Почему у одних клиентов хороший результат, у других не долгосрочный и «отход назад», а у третьих вообще нет результата? Что я делаю не так? Насколько результат зависит от моей работы, а что зависит от клиента? В личностном консультировании понятно: я отвечаю за процесс, клиент – за результат. А как здесь? Не может же клиент нести ответственность за работу своей души. Значит ли это, что моей ответственности больше? Что делать, когда кому-то из членов семейной системы не нравится новой место? С одной стороны, мы работаем на клиента и важно найти для него правильное место в системе, с другой стороны, мы же работаем на систему. Если кому-то из членов системы новое место не нравится, то правильное ли оно в констелляции? Как поступать в тех случаях, когда у клиента идет сильное сопротивление и не помогают ни фразы-решения, ни контакт «глаза в глаза», ни поклоны? Директивно поставить на колени? Заставить поклониться? Метод-то директивный, но прибегать к насилию над клиентом не в моих правилах. Попробовала 1 раз, только и у клиента результата от расстановки не было, и себя насильником почувствовала. Придумала говорить провокационные фразы-решения, иногда помогало, но не знала, возможно ли это делать в данном методе или это моя самодеятельность? Кроме этого, я знала, что расстановщики уже используют «свободное движение», но я не видела, как это происходит. Конечно, можно было продолжать делать расстановки и искать ответы. Руководствоваться тем, что не наврежу, и лучше не доделать, чем переделать – это всегда важно в любой моей работе. Но важен и результат, когда люди за это платят. Нечестно брать деньги за свою учебу и эксперименты, даже если не наврежу. Прекратив делать расстановки более чем на полтора года, я погрузилась в изучение литературы. Появились новые книги: «Синдром предков» Анн Шутценбергер, «И в середине тебе станет легко», «Источнику не нужно спрашивать пути», «Порядки помощи» Берта Хеллингера, «Ты с нами» М.Франке-Грикш.

Системный взгляд изменил мою работу в индивидуальном и супружеском консультировании. В 2006 году к нам в город приехала Елена Птичкина, и я пришла на ее 2-х дневную клиентскую группу. Внимательно смотрела на работу мастера. Сочетание включенности и отстраненности, эмпатии к клиенту и уважения к нему и его системе, собранность, соблюдение границ, требовательность к участникам круга. Я впервые увидела расстановки со «свободным движением», получила ответы на многие свои вопросы, наблюдая за ее работой. Поняла, что вполне допустимо использовать провокационные фразы-решения, что следует обозначать «негативные» чувства и даже позволять их отреагировать, а только потом переходить к фразам-решениям и поклонам. Еще поняла, что можно больше доверять заместителю поиск места в последней завершающей картине расстановки (если, конечно, нет противоречия с законами системы). Кроме того, заметила, что Елена не отпускает заместителя, когда вводит в поле самого клиента, а оставляет заместителя как «лакмусовую бумажку». До этого я всегда отпускала заместителя, когда вводила клиента. У нее я впервые увидела структурные расстановки. Они мне сразу стали понятны, т.к. я знакома с психосинтезом Р.Ассаджиоли и работаю с субличностями клиента в личностной психотерапии. К концу второго дня я задала Елене еще несколько вопросов по технологии конкретных расстановок и получила исчерпывающие, четкие и ясные ответы в доброжелательной форме без всяких вопросов с ее стороны: «А зачем Вам это нужно?» и т.п. Получила ответ и на вопрос об ответственности психотерапевта за результат расстановки. В чем ответственность клиента, за что отвечает расстановщик. Спросила и о том, занимается ли она обучением методу, оказалось, что не имеет права, но она рассказала мне об ИИСКР и М.Бурняшеве.

У меня нет проблем со сбором информации у клиента. Я четко понимаю (да и не один год учу этому студентов), где жалоба клиента, где запрос, а где проблема. Могу помочь клиенту переформулировать его неадекватный запрос в адекватный и прекрасно знаю, что запрос о 3-ем лице не адекватный. А что делать в расстановках? Необходимо ли, чтобы клиент переформулировал или можно работать и с таким запросом? Если мама хочет понять, почему ее 30-летний сын не работает и повлиять на его поведение, можно ли принимать такой запрос? В индивидуальной работе мы скажем маме, что он уже взрослый и т.д. «А что Вы хотите для себя?» Но расстановка – это уже другое, это же про систему семьи, они же оба в системе и тогда, если мама отработает системную динамику, то сын как член системы тоже изменит свое поведение, хотя бы имеет шанс изменить. А если проблема сына связана с родителями мужа клиентки? Или это его личные проблемы, не связанные ни с мамой, ни с папой? Как далеко можно заходить? Нет, я не «спасатель». Этому меня научили еще 24 года назад в Санкт-Петербурге в институте консультирования и психотерапии «Гармония», просто я не знаю правил и границ метода. Чувствую, что не этично куда-то «лазить», а где границы не вижу.

Еще одна трудность: расстановки длинные, долгие по времени иногда по полтора, изредка даже по два часа, не получается сделать их короче. Не отрабатываются отношения клиента к матери, так как у той проблемы со своей матерью, а у той со своей и т.д. Понимаю, что нет смысла отрабатывать давно умерших людей, но иначе не получается. Еще долгие потому, что иногда делаю по две динамики. Знаю, что нельзя, бесполезно, душа все равно не отработает так много, но не могу ограничиться одной динамикой. Если у клиентки трудности в отношениях с мужем и запрос на отношения с мужем, а проблема в отношениях с папой, то я прорешиваю отношения с папой, а потом, следуя запросу, и отношения с мужем, где есть измены, много обид и т.п. А догадаться поговорить с клиентом на стуле и переформулировать запрос не могла. Нет, я не бросала клиента на стуле и не отдавалась полностью тому, что происходит «в поле». Я обращала внимание на клиента, спрашивала как ему, давала поддержку, но почему-то боялась помешать ему переживать чувства и «сдернуть» его на когнитив.

Ученица, выучившись, организовала свой центр, а дочь привезла ответы на мои вопросы и еще много нового для меня. Запросы на 3-и лица не принимаются. Чтобы не отрабатывать по две динамики, нужно общаться с клиентом на стуле и обсуждать с ним то, что происходит «в поле», а не просто следить за его состоянием и давать поддержку. Расстановки должны более четко соответствовать запросу, а с запросом можно работать не только в начале расстановки, а и в процессе тоже. Благодаря новым знаниям от дочки более ясными стали показания и противопоказания метода. Группы стали проводить вдвоем. Расстановки стали короче, появились новые большие фигуры вместо конкретных персоналий рода, например, Род, Тайна и т.д.

С 2010 года началось обучение в ИИСТ. Алена Рихмаер поразила своей психотерапевтической мощью. До встречи с ней я просила клиента выразить подавленные чувства только вербально, мне казалось, что метод не предполагает бурное отреагирование чувств. У Алены я увидела не только позволение, но и поощрение к отреагированию чувств. Увидела как клиенты кричат, стучат кулаками по полу, рвут бумагу руками и т.п. Именно у Алены я научилась поощрять клиентов к подобным реакциям, прежде чем они будут готовы перейти к фразам-решениям типа «Я уважаю…». До нее я не догадывалась использовать подручный материал, разве что сумку передавать, отдавая предкам взятое у них. У Алены увидела, как она использует платки, шарфы, кубики, стулья, пуговицы, из ковриков делает загородки. У Алены научилась не формальным фразам-решениям, а более правильным и точным для конкретного случая. До нее расстановки по супружеской проблематике я иногда разрешала в паре, а иногда обращалась к родительской семье клиента, но делала это интуитивно. Благодаря Алене мне стало более понятно, когда и что разрешать в паре, а когда в родительской семье и как можно в расстановку вводить элементы из родительской семьи, оставаясь в рамках супружеских отношений. Вообще самое большое профессиональное влияние на меня в расстановках оказала именно Алена, если не считать, конечно, Берта Хеллингера.

До приезда Игоря Любитова для меня принимать клиента и уважать было одно и то же, т.е. уважать = принимать. Не осуждать, не спасать, не оценивать, принимать как есть – все это для меня уже более 20-ти лет – естественная позиция практикующего психолога, которая прочно сидит во мне и которой я учу своих студентов. Наблюдая за работой Игоря, я впервые ясно поняла, что уважение – это несколько иное, я увидела, в чем проявляется уважение. Я, работая с клиентом на индивидуальном приеме или на расстановках, осознанно (не автоматически) меняла свою позицию: начинала работать на уровне взрослый - взрослый, когда клиент регрессировал, я специально занимала позицию родителя, давала поддержку (на 3-10 минут замещая родителя), затем снова занимала взрослую позицию, «вытаскивая» клиента на его взрослую часть. На обучении я поняла, что напрасно я меняю позиции, это только усложняет мою работу. Уважение – это когда постоянно опираешься на взрослую часть клиента, что она все равно не исчезает, даже когда клиент регрессировал. Уважать – значит не оказывать родительской поддержки, тогда и не возникает желания взять клиента за руку, прикасаться к нему. А еще уважение проявляется в том, что вместо конкретных фигур из семейной истории клиента, можно просто поставить фигуру Семейная история, Случай или Тайна, не заглядывая в чужую жизнь, не демонстрируя это клиенту, тем более группе. И если кто-то из заместителей говорит не корректную информацию о члене системы, можно просто ему сказать: «Мы не можем утверждать, что это так». После встречи с Игорем у меня расширился набор больших фигур: Случай, Время, Война и т.п. И это не только сокращение времени расстановки и экономия сил заместителей, это про уважение к клиенту и его системе.

До встречи с Венерой Нигматуллиной мое внимание было сосредоточено на клиенте и его расстановке. Я осознавала в себе и чувства, и мысли, и ощущения, но использовала это только как инструмент для работы. Где надо было клиенту – дышала, когда он напрягался – расслаблялась и т.п. А моя забота о себе начиналась только после окончания работы. Венера научила заботиться о себе во время работы. Во всяком случае, пытаюсь это делать. От нее я узнала о заземлении (до этого просто просила клиента снять обувь, не очень задумываясь над этим), о центрировании, о формировании у ребенка границ, о связи нарушения контактов с родителями с проявлениями на телесном уровне. Меня удивило, что можно визуально увидеть в теле (фигуре) проявление нарушений контактов. Еще удивил факт, что у многих людей существуют проблемы с границами. Для меня было много новой интересной информации и приятная возможность позаниматься собой.

У Насти Филимоновой я впервые увидела расстановки с психическими больными, находящимися в стадии ремиссии. Это новый важный опыт для меня, хотя я по-прежнему не решусь работать с такими клиентами. Встреча с Настей для меня – это особая встреча. Она удивительно ведет группу. Кажется, что ничему не учит, ничего не демонстрирует, просто делает свою работу, включая в нее всю группу, и щедро делится своими знаниями. Как будто коллега пришла с семинара в свой коллектив и рассказывает своим сослуживцам, что нового там узнала. Делится своими мыслями, интересуется чужими, в чем-то сомневается, что-то отстаивает, думает, а не сообщает готовый ответ, дискутирует, а не проводит дискуссию в группе. Все происходит в реальном режиме времени, здесь и сейчас. Мне сложно выделить, что я взяла у Насти, чему научилась. Все осознается, присваивается, интегрируется сразу само собой, так как участвуешь в общем процессе работы. Одно несомненно, я очень обогатилась за счет Настиной работы и общения с ней.

Настоящее знакомство с организационными расстановками для меня произошло на группе Марины Бебчук. Опыт проведения орг. расстановок у меня небольшой, всего несколько для руководителей малого бизнеса. Делать всегда было волнительно, остерегалась «съехать» на семейные динамики. Поэтому совсем игнорировала семейное и ограничивалась только конкретной организацией. У Марины увидела, как можно включать туда необходимый материал из семейной системы или прежней работы клиента в другой организации, оставаясь в рамках организационной расстановки. Расстановки, которые я увидела у Марины, поразили меня логичностью, четкостью и красивой географией. Очень ценной была и информация, тоже логично выстроенная, полная и структурированная.

Супервизия, которую проводили Марина Бебчук и Тимур Корсун, - это особое событие в моей профессиональной жизни. Не могу сказать, что я боялась, сильно волновалась, но от значимости происходящего у меня повысился и без того высокий контроль и возросло напряжение. С одной стороны, очень хотелось получить от коллег-профессионалов высокого уровня объективную оценку моей работы; с другой стороны, не хотелось «ударить в грязь лицом». В нашем деле каждая работа эксклюзивна и никогда не знаешь, как она будет выполнена. Всегда есть возможность сделать лучше или хуже. Не хочется показывать слабую работу. Мало того, что я организатор группы и директор центра, так еще и в группе почти все участники - мои бывшие студенты. Еще важное обстоятельство: мои дети – и дочь, и сын, и жена сына обучаются в ИИСТ, и мне хотелось бы, чтобы они продолжали меня уважать не только как маму, но и как профессионала, и не разочаровались бы в моих профессиональных знаниях и умениях. Конечно, был соблазн пройти супервизию в другом городе, но для меня это как-то нечестно по отношению к группе, это как «в тайне съесть под одеялом», да и продемонстрировать своим детям малодушие. Для участвующих в супервизии должны быть равные условия, поэтому я также как другие пригласила клиентку, которая никогда не была на расстановках, хотя у меня была возможность пригласить более опытную клиентку. Правда, с присущей мне осторожностью, я немного подстраховалась (у всех эта возможность тоже была) выбрала молодую, не сильно «нагруженную» девушку с высоким интеллектом. К счастью, супервизия моей расстановки прошла успешно. Для меня это очень важно! Много переживаний у меня было за участников группы, мне кажется, даже больше чем за себя. Кроме переживаний супервизия обозначила для меня и зоны роста.

Марина Бебчук просто потрясла меня своим профессионализмом. Для меня непостижимо, как в одной единственной расстановке можно увидеть личностные особенности и проблемы расстановщика. Причем, как говорится, «не в бровь, а в глаз». Я-то знаю особенности каждого участника, т.к. имею с ними длительный опыт взаимодействия: многих консультировала, психотерапевтировала, обучала, потом вместе учились расстановкам, где видела их расстановки, которые проводила Алена, Игорь, Настя, видела их работы на интервизорских группах. Как же так можно за один час все увидеть, уловить?! До такого уровня профессионализма еще расти и расти.

Чем больше проходит времени, тем значительней для меня становится семинар, который проводил Роланд Шиллинг по зависимостям. Не было там ни бурного отреагирования, ни сильных динамик. Ценно, что Роланд говорил о системе работы с зависимыми, где расстановки включены в общую психотерапевтическую работу, как один из методов. Откровением для меня были некоторые его мысли об алкоголизме. «Алкоголик – это ребенок, которому не додали» - это очевидно. А вот дальше – это откровение: «Ему никогда не будет достаточно, сколько ни давай». Во всех расстановках, которые он делал, даже там, где родитель мог и хотел дать любовь, Шиллинг не позволял это сделать. Мягко по форме, но жестко по сути он настаивал на том, что родители дали жизнь и этого достаточно. Роланд больше внимания уделяет не причинам, породившим зависимость, а функциям зависимости.